Юлианна, или Игра в "Дочки-мачехи" - Глава 10

А в Пскове Дмитрия Сергеевича Мишина и его дочерей ждала неожиданность. Забор между участком бабушки и участком соседа, купившего ее дом, был уже снесен, а позади дома они увидели глубокий котлован, вырытый как раз на середине двух участков.

Вечером, когда все собрались за чаем, Дмитрий Сергеевич спросил с упреком:

— Что ж вы не предупредили меня, Анастасия Николаевна? Я бы постарался выкупить у соседа ваш дом обратно.

— А я бы вам этого не позволила, Митя, — спокойно сказала бабушка. — У меня нет претензий к соседу. И не только потому, что он доверился мне и купил у меня дом, когда мне впервые в жизни деньги нужны были до смерти. Дело в том, Митенька, что давным-давно, еще до революции, оба наши участка принадлежали семье соседа, а дом, в котором жили его предки, стоял как раз на том самом месте, где он сейчас закладывает фундамент. Это его законное человеческое право — восстановить родовое гнездо.

— А что случилось со старым домом? — спросила Юлька. — Он что, сгорел?

— Хуже. Его сожгли.

— А какая разница? — не поняла Юлька.

— Большая. Дед нашего соседа Виктора Алексеевича был священником. Его самого расстреляли, матушку с детьми выгнали на улицу, а дом сожгли.

— А кто это сделал, бабушка? — возмутилась Юлька.

— Большевики.

— За что?!

— Он отпел павших героев Талабского полка рыбаков, а какой-то мерзавец донес на него в Чека.

— Что это за полк такой, бабушка? — спросила Юлька. — И почему он «полк рыбаков»? Они что, рыбу ловили, а не воевали?

— Воевали, да еще как! А «полк рыбаков» потому, что в него входили рыбаки с Талабских островов.

— А что это за Талабские острова, бабушка? — спросила Юлька.

— А я знаю, знаю! — воскликнула Аннушка. — На Талабских островах жил старец отец Николай Гурьянов, мы к нему на «Заре» с дядей Витей плавали. Правда, бабушка?

— Вы навещали этого чудесного батюшку? — воскликнула Александра, — Что же ты, Аннушка, никогда об этом не рассказывала?

— Я еще не успела, — виновато сказала Аннушка. — Мы же все время были так заняты! То зайцы, то... еще что-нибудь.

— Ладно, ладно, про отца Николая и его котика ты расскажешь Александре потом! — нетерпеливо прервала ее Юлька. — А сейчас, бабушка, рассказывай дальше про рыбацкий полк! Мы с Аннушкой родились в Пскове, так надо же нам знать, что тут до нас в старину делалось, правда?

— Правда, Юля, историю места своего рождения должен знать каждый культурный человек, — сказала Александра. — Расскажите, Анастасия Николаевна, про этот полк!

— Хорошо, расскажу. Талабский белогвардейский полк был сформирован молодым ротмистром Борисом Пермикиным из рыбаков Талабского архипелага и входил в Северо-Западную армию генерала Юденича. В полку было полторы тысячи бойцов, все бывшие рыбаки А началось все в ноябре 18-го года с того, что большевики силой попытались загнать талабских рыбаков в Красную армию. Это было время, когда народ уже разобрался, что произошло в 17-м году, и по всей России шли антибольшевистские народные восстания. Эти восстания рабочих и крестьян против советской власти жестоко подавлялись большевиками. Псковская губерния была одной из самых «контрреволюционных», как это называли красные. Узнав, что Талабский архипелаг захвачен красными, молодой и отчаянный ротмистр Борис Пермикин с семнадцатью белыми солдатами осенней ночью высадился на острове Талабске и разгромил красный отряд из пятидесяти бойцов, а комиссаров приказал бросить в озеро. Именем одного из этих комиссаров, эстонца Яна Залита, и был потом назван остров. Сформированный рыбацкий полк ушел к белым, к генералу Юденичу. Бориса Сергеевича Пермикина назначили командовать полком, и он им командовал до самого конца. А конец у полка был героический. В декабре 19-го года под Нарвой талабцы прикрывали отход Северо-Западной армии Юденича, прямо с реки Наровы. На одном берегу были наступавшие красные, а на другом — эстонские войска. Когда талабцы увидели, что все уцелевшие бойцы армии Юденича перебрались на эстонский берег, они тоже решили отступить. Но эстонцы открыли по ним огонь и отогнали их назад, на лед Наровы. А с другой стороны стреляли красные. Так, под перекрестным огнем, весь полк и погиб. Весной тела талабцев прибивало во льдинах к берегу Наровы, и вот тут отец Виктор совершил свой подвиг. Услышав о первых найденных во льду телах талабцев, он добрался до Нарвы, отпел добытые изо льда тела павших талабцев и вместе с местными жителями похоронил их в братской могиле. После этого он вернулся в Псков, и какое-то время жил тихо со своей семьей, продолжая служить в своем храме. Но слух о том, что он ездил под Нарву хоронить талабцев, разошелся по городу. Батюшку предупреждали, что надо бы ему с семьей на время уехать из Пскова, что чекисты о нем уже расспрашивают. Он так и собирался сделать, но только хотел дождаться весны — у него было шестеро детей, а зимой с детьми трудно решиться на дальнюю дорогу. Но так и не успели они никуда уехать. Однажды ночью пришли комиссары, выгнали матушку с детьми на улицу, дом сожгли, а батюшку увели и через несколько дней расстреляли.

— Поня-ятно!.. — мрачно сказала Александра. — А его вдова и дети, с ними что стало?

— Они уцелели. Их увели к себе соседи, а потом спрятали в одной из тихих старинных деревенек в псковских лесах. Старший сын Алексей, отец нашего соседа, через несколько лет вернулся в Псков. Но на месте сгоревшего священнического дома стояли уже два новых домика, и в одном из них поселился школьный учитель. Это был мой отец. Алексей Викторович со временем перекупил второй дом у наших соседей, а его сын, наш сосед Виктор Алексеевич, решил полностью восстановить дом своего героического деда, отца Виктора, таким, каким он его видел на старой фотографии. Фотографию эту, кстати, я ему разыскала в нашем краеведческом музее. Вот и вся история.

— Так дядю Витю в честь его дедушки назвали? — спросила Аннушка.

— Да, в его честь. По крайней мере, он сам так считает.

Дмитрий Сергеевич покрутил головой и сказала:

— Нет, это надо же! Я жил тут несколько лет, вроде и отношения у нас с дядей Витей были хорошие, добрососедские, даже выпивали несколько раз вместе, а самого главного я о нем, оказывается, и не знал! Ну, работает дядя Витя на реке, катер какой-то куда-то водит, простой вроде дядька, а он, оказывается, внук расстрелянного большевиками священника!

— Он не всем про себя говорил правду, Митя.

— Не доверял, значит, соседям?

— Выходит, так.

— А вам, Анастасия Николаевна? — спросила Александра. — Вам он, конечно, доверял?

— Представьте, да. По-моему, я с самого детства все о нем знала.

— И ни один человек не уцелел из всего того Талабского полка? — спросил Дмитрий Сергеевич.

— Уцелели двое, полковник Пермикин и один рядовой, который тоже скрылся и тихо дожил до самой старости. От него люди и узнали, как происходил расстрел Талабского полка красными и эстонцами на льду Наровы, под Нарвой. А полковник Пермикин к концу гражданской войны стал генералом армии, ушел в эмиграцию, умер и похоронен в Австрии.

— Так значит, остров Залита назван в честь комиссара, которого талабские рыбаки в озеро бросили? — спросила, нахмурясь, Юлька.

-Да.

— А как раньше назывался остров?

— Остров Талабск.

— Вот пусть бы он так и назывался! — сказала Александра.

— Или переименовали бы его в честь белого генерала Пермикина, который рыбацкий полк создал! — предложила Юлька.

— Или пусть он называется Никольским — ведь на нем не только батюшка отец Николай жил, на нем и храм Николая Угодника стоит, — сказала Аннушка.

— Вы все правы, девочки! — сказал Мишин, обращаясь, кажется, не только к дочерям, но и к Александре. — Но Талабский архипелаг — это ж не какие-нибудь необитаемые острова, на них люди живут, внуки и правнуки тех самых рыбаков-героев. Вот пусть они и решат этот вопрос! И спасибо вам, Анастасия Николаевна, за рассказ.

— Ну, теперь-то вы согласны со мной, Митя, что сосед должен восстановить дом своего деда? — спросила бабушка.

— Конечно! — согласились Дмитрий Сергеевич и Юлианны. — Пусть восстанавливает!

— А вы что об этом думаете, Александра? Александра вздрогнула — она думала о другом.

— О чем?

— О том, что сосед должен восстановить дом деда?

— Ну, конечно, должен ! Только я о другом думала: я вдруг вспомнила песню Александра Галича «Ошибка». Знаете? — и она тихонько напела: «Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой, под Нарвой...» — И я поняла, о ком эта песня: она о белогвардейцах, погибших под Нарвой.

— Что это за песня? — спросила Юлька.

— Ты тоже не знаешь ее, Аннушка?

— Не знаю.

— Если бы была гитара, я бы вам спела.

— Гитара есть, Александра. Анастасия Николаевна, можно? — спросил Дмитрий Сергеевич.

—Ну, конечно, можно, Митя. Сходи, принеси!

— Это нашей мамы гитара, — пояснила Аннушка Александре. — Мама хорошо играла и пела.

Дмитрий Сергеевич сходил в комнату бабушки и вернулся с гитарой. Он протянул ее Александре и сказал:

— Боюсь, что она очень расстроена, на ней давно уже никто не играл.

— Ничего, я попробую настроить, — сказала Александра.

Пока она настраивала гитару, все молча ждали. А потом Александра ударила по струнам и запела:

Мы похоронены где-то под Нарвой,

Под Нарвой, под Нарвой,

Мы похоронены где-то под Нарвой,

Мы были — и нет.

Так и лежим, как шагали, попарно,

Попарно, попарно,

Так и лежим, как шагали попарно —

И общий привет!..

Она пела песню о мертвых солдатах, которые лежат замерзшие в земле, которых «не тревожит ни враг, ни побудка». И вдруг павшие воины слышат голос трубы:

Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Такие-сякие!

Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Ведь кровь — не вода! Если зовет своих мертвых Россия, Россия, Россия,

Если зовет своих мертвых Россия, Так значит — беда!

— И вот сейчас — слушайте! — скороговоркой сказала Александра и запела дальше:

Вот мы и встали, в крестах да нашивках, Нашивках, нашивках,

Вот мы и встали, в крестах да нашивках И в белом дыму.

Встали и видим, что вышла ошибка, Ошибка, ошибка,

Встали и видим, что вышла ошибка, И мы ни к чему!

Александра допела песню. В конце песни говорилось, что мертвые солдаты встали спасать Россию и увидели, что вышла ошибка: это по полям, где они полегли, «гуляет охота, трубят егеря».

— Поняли, девочки, про кого песня? — спросила Александра.

— Про пехоту, которая полегла в сорок третьем году, — сказала Аннушка.

— Бесславно и зазря, — добавила Юлька.

— Не только, не только в сорок третьем! — с жаром возразила Александра. — Вы же слышали: «Вот мы и встали, в крестах да нашивках» ! Поэт не зря так сказал, и ошибиться Александр Галич тоже не мог: он знал, что кресты могли иметь только солдаты первой германской войны и белогвардейцы. Значит, он пел о тех и других — о павших в сорок третьем и в девятнадцатом!

— О героизме Талабского полка писал еще Александр Куприн, — сказала бабушка. — «Купол святого Исаакия Далматского», так называется эта вещь. Он писал, что во время наступления Юденича на Петроград именно талабцы первыми увидели вдали купол Исаакиевского собора. Но в Петроград они не вошли, им пришлось отступать к Нарве. Знаете, о чем я жалею, мои дорогие? О том, что мы не пригласили на наш вечер Виктора Алексеевича.

— Сходить за ним? — предложил Дмитрий Сергеевич.

— Нет, дорогой, в другой раз. А сегодня уже поздно, девочкам спать пора.

— Ну, бабушка-а! — заныла Юлька.

— Нет, девочки, пора молиться и в постель, — сказала Александра.

— Мы не устали! — сказала Аннушка.

— Бабушка устала, — строго сказала Александра и поднялась.

— Большое вам спасибо за реквием в честь наших талабских героев, Александра! — сказала Анастасия Николаевна. — А остров Залита, конечно, со временем переименуют, так не оставят. Может быть, я еще успею разок туда съездить и поговорю с местными рыбаками. Вот как растает лед на озере, так и поеду, поближе к лету. А теперь — спать, девочки!

— Я их провожу, — сказала Александра, возвращая гитару Дмитрию Сергеевичу. — Спасибо!

— Это вам спасибо, Александра. Девочки в сопровождении Александры отправились в отведенную им комнату, а бабушка с Дмитрием Сергеевичем остались допивать чай.

— Да, вот это — настоящее! — сказала бабушка, глядя на дверь, за которой скрылись внучки и их гувернантка.

— Так значит, вы мой выбор одобряете, Анастасия Николаевна? — спросил Дмитрий Сергеевич.

— Конечно, одобряю, Митя, о чем тут говорить! — с радостью ответила бабушка.

— И благословите, если я попрошу?

— Заранее благословляю! — сказала бабушка и перекрестила Дмитрия Сергеевича, а он в ответ поцеловал бабушке руку.

Через три дня Дмитрий Сергеевич уехал обратно в Петербург, а девочки и Александра остались с бабушкой до конца каникул и провели их очень весело и с пользой: съездили в Псково-Печерский монастырь. Бабушка с Александрой окончательно подружились и, похоже, уже души друг в дружке не чаяли.

А вот Кире в Петербурге было совсем не весело. Душа у нее болела и ныла, и чем ближе подходил срок окончания каникул, тем тяжелее ей становилось. Она и ждала возвращения Юлианн, и боялась его. Еще она беспокоилась, как бы Жанна, узнав о перестройке сарая в часовню, не устроила какую-нибудь крупную пакость. Каждый день она ходила к строящейся часовне проверять, все ли там в порядке? Пока все было на месте, никто, кроме нее, к бывшему сараю не ходил — это она по следам видела.

Вернулась из санатория Гуля: бабушка с дедушкой возили ее туда для поправки здоровья.

Им показалось, что ненаглядная их Гулюшка в последнее время что-то похудела. Она и вправду похудела и стала гораздо стройней: зайцы помогли! Гуля вернулась на остров и сразу же позвонила Кире.

— Юлианны уже вернулись из своего Пскова? — первым делом спросила она.

— Ой, нет, слава Богу!

— Почему «слава Богу»? И чего это ты вдруг о Боге вспомнила? Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?

— Случилось! Сейчас прибегу к тебе и все расскажу.

Разделенная с другом беда, как известно становится вдвое легче. Кира без утайки рассказала Гуле, как ее снова облапошила хитрая ведьма Жанна:

— Так ты что, продолжаешь с ней встречаться?

— Нет, конечно!

— Ну так и не встречайся больше. Ведьмам только не надо оказывать никакого внимания — они и отсохнут.

— Это значит — больше никогда не ходить к Юлианнам, — упавшим голосом сказала Кира

— Почему «не ходить к Юлианнам»? — удивилась Гуля.

— Ну, во-первых, я же их предала! Oни меня не простят... А во-вторых, как можно ходить к ним в дом и не встречаться с Жанной?

— Что Юлианны тебя не простят — это Кирочка, полный вздор! Они православные, они не могут не простить!

— Ты думаешь?

— Уверена!

— А может, мне тоже стать православной, чтобы они меня поскорее простили?

Ох, как велик был для Гули соблазн воспользоваться случаем и немедленно тащить Киру креститься!

— Ни в коем случае! - строго сказал ей Ангел Натан. - Это будет насилие над душой, Господу этого не надо!

Поколебавшись с минуту, Гуля твердо сказала:

— Нет, Кира. Ссора с подружками — не причина для крещения. Врать в Церкви нельзя, а если ты скажешь правду — тебя ни один батюшка не допустит к крещению.

— Вот и Церкви и Богу вашему, выходит, я не нужна! — сказала Кира и заплакала.

— А вот теперь — можно! — сказал Ангел. — Помоги тебе Господь, моя девочка, найти правильные слова!

Гуля обняла Киру, прижала ее залитое слезами лицо к своему пухлому плечу и стала жалеть и уговаривать подружку, как маленькую.

— Ты всем нам нужна, Кирочка, Сухарик ты наш миленький, мы все тебя любим! И я, и Юлианны, и Александра, и Сам Господь Бог!

И знаешь, Он-то тебя как раз больше всех любит!

— Чего Ему меня любить, Он же меня и не знает вовсе! — всхлипнула Кира.

— Знает, знает, не беспокойся! Господь всех знает, каждого человека на земле и о каждом беспокоится. А больше всего о тех, кому сейчас плохо.

— Ну, не знаю... Я, конечно, верю, что Бог есть и всех вас, верующих, любит, я вот только никак не могу поверить, что Он и на меня обращает внимание.

— Подожди, подожди, Сухарик, а откуда ты знаешь, что Бог есть?

— Ну как же! Вот приехала в прошлом году Аннушка, и она была лучше нас всех. А потом в Бога поверила Юлька и тоже изменилась. И вас с Юриком не узнать с тех пор, как вы в Бога стали верить. Значит, это Бог вас всех изменил!

— И как же, по-твоему, мы изменились? Кира подумала, а потом сказала:

— Ну, вы стали лучше себя вести, конечно, только это не главное!

— А что — главное?

— Главное, что вы все стали как-то по-другому любить друг друга, по-настоящему любить.

— Точно, Сухарик! Только удивительного тут ничего нет, потому что Бог есть Любовь!

— Как-как?

— Бог есть Любовь. Это самая главная правда о Боге.

— Выходит, я вижу Бога в вас?

— Ох, не знаю, Кирка! Это для меня сложно... Послушай, знаешь что? Давай я тебя познакомлю с нашим батюшкой, и он тебе все про все объяснит как следует. А то я еще чего-нибудь напутаю...

Кира задумалась.

— Знаешь, Ватрушечка, ты не обижайся, только я бы лучше пошла в тот храм, куда ходят Юлианны. Они столько говорят о своем отце Вадиме! Вот как бы мне с ним познакомиться?

— Ой, да очень просто! Ты пойди в храм за час до вечерней службы и там его подожди.

— А он захочет говорить со мной?

— Конечно! Если не сразу, то назначит тебе какое-нибудь другое время.

— А ты не можешь меня проводить?

— Да запросто!

У Киры высохли слезы. Как хорошо, что ей в голову пришла эта спасительная мысль! Да, она пойдет в храм Рождества Иоанна Предтечи, разыщет там отца Вадима, у которого исповедуются Юлианны, и не только расспросит его о Боге, но и все ему о своем предательстве расскажет! И пусть этот их батюшка потом сам все Юлианнам передаст. А если они ее не простят, то потом она больше на глаза им не покажется и даже по Вязовой улице ходить никогда не будет! Но зато у нее, может быть, будет тот же Бог, что и у них, и она уже больше никогда ни одного предательства в своей жизни не совершит!

— Ну так едем, Сухарик? — спросила Гуля.

— Едем, Ватрушка!

В храм они приехали даже раньше, чем за час до службы, но батюшка оказался в храме. Гуля смело пошла к нему и сказала:

— Отец Вадим, благословите! Батюшка, вот эта моя подружка, ее Кира зовут, сегодня уверовала в Бога. Вы можете с ней немного поговорить?

— Прямо сегодня уверовала? — с улыбкой спросил отец Вадим.

— Ну да! Час назад.

— Ну, тогда самое время нам с нею побеседовать. А ты, пока мы будем с твоей подружкой разговаривать, погуляй возле храма. Или, если хочешь, помоги нашим старушкам.

Кира немного испугалась, но Гуля ее успокоила:

— Я тут рядом буду, не волнуйся! — и пошла к старушкам, которые тут же приставили ее чистить закапанный воском подсвечник.

Отец Вадим и Кира уселись на лавочке в уголке храма и стали беседовать. Кира без утайки рассказала ему все, что с нею произошло. Отец Вадим, вместо того, чтобы ее поругать, вдруг стал расспрашивать Киру о ее дружбе с Юлианнами и вообще о ее жизни. Она даже рассказала батюшке историю Кутьки, и он смеялся, услышав, что щенок жил так долго и счастливо в домике с зайчатами. Они проговорили почти целый час. И отец Вадим подтвердил Кире, что Бог есть Любовь, и что Он ее, Киру, любит ничуть не меньше, чем Юлианн. Кира поверила и успокоилась. Однако батюшка, вопреки ее ожиданиям, не предложил ей немедленно креститься, а посоветовал сначала походить на уроки Закона Божьего в воскресную школу и дал ей записку к директору этой школы. Но он пригласил ее приходить к нему еще, в любой день приходить, особенно если на душе у нее опять будет тяжело. И посоветовал начать ходить в храм на службы.

— Я такая счастливая, подружечка моя Ватрушечка! — сказала Кира Гуле, когда они ехали на трамвае через Ушаковский мост. — Мне кажется, что теперь у меня все будет по-другому!

— Дай Бог! — важно ответила Гуля. — Может, ты после крещения хоть немножко поправишься, бедный мой Сухарик!

— Не дождешься! — по привычке ответила Кира.

На другой же день Кира пришла рано утром в Предтеченский храм и выстояла всю обедню. С трудом, но выстояла. А пока стояла, думала: «Вот Юлианны приедут, узнают и на радостях простят меня! Ой, прости меня, Господи, что я так думаю! Нет-нет, я не только из-за них сюда пришла, но и из-за Тебя! Я так хочу, чтобы Ты и меня тоже хоть немножечко полюбил! » И назавтра она тоже пошла на службу, только уже на вечернюю, и послезавтра — на литургию... А через три дня Кира передумала и пошла вместо храма на дискотеку. Там ее кто-то обидел, или ей так показалось, потому что на нее вдруг жуткая тоска навалилась и вспомнилось все плохое, что случилось с нею за ее недолгую жизнь, и она с дискотеки ушла домой — плакать. А на другой день она пошла утром на литургию, а вечером — в этот же день! — еще и на вечернюю службу. Народу в церкви было немного, и она тихо простояла в уголке всю службу до самого конца. А на другой день ее пригласила на вечеринку одноклассница, и там было очень-очень весело! Так Киру еще долго мотало от христианской жизни к просто веселой жизни. И как-то она в очередном приступе раскаяния принялась жаловаться сама на себя отцу Вадиму.

— Понимаете, батюшка, — сказала Кира. — В Бога-то я верю, а вот в себя не верю ни капельки!

— Ну, это у тебя правильное устроение духа! — улыбнулся отец Вадим. — Тебе, Кира, сейчас надо регулярно ходить в воскресную школу, слушать Закон Божий. Подготовишься, и перед Пасхой я тебя покрещу. Только тогда твоя душевная жизнь придет в равновесие, и ты с Божьей помощью сама с собой помиришься.

— А с Юлианнами?

— И с ними — тоже. Это такая радость — крещение подруги, что в этой радости сами собой растают ваши взаимные прегрешения. Но мне почему-то кажется, что они тебя простят гораздо раньше!

— Раз вы так говорите — значит, так и будет, — кивнула Кира. На душе у нее стало легче, хотя она и догадывалась, что путь ее к Крещению будет совсем не простым.

Между тем Жанна, разузнав о часовне, ничего предпринимать не стала и даже как будто думать о ней забыла.

Этим был очень недоволен Жан и всячески теребил хозяйку:

— Надо любой ценой срочно сорвать строительство часовни! Надо ее сжечь, спалить дотла!

— Отстань, Жан! Нет у меня никакого желания идти часовни жечь, что я тебе — комиссар большевистский? Наоборот, пускай девчонки возятся со своей часовней и у меня сейчас под ногами не болтаются. А после свадьбы у меня будут деньги, я спокойно куплю участок со старым сараем и снесу их глупую часовню. И построю я там... Построю я... Ну что-нибудь подходящее построю, например, пивной ларек или общественный туалет! Нет, лучше я построю там книжный киоск, в котором будет продаваться исключительно эзотерическая литература! Вот что мы устроим на месте часовни, Жан!

— Замечательно! - сказал Жан и потер лапы.

— Вот видишь! А сейчас для меня главное — подготовиться к моему дню рожденья. Надо поменять в доме кое-какую мебель, прикупить посуды для застолья, заранее все распланировать, составить роскошное и невиданное меню. Ну и, конечно же, заказать такой наряд, чтобы все мои гостьи от зависти аппетит потеряли!

— Зачем же сочинять роскошное меню, если ты заранее планируешь испортить гостям аппетит? - резонно заметил Жан.

— А чтоб они знали, кто в доме хозяйка!

Жан захохотал и от смеха даже завалился на пол.

— Ну, Жанна, ну озорница!

А Жанна запела пронзительным тонким голоском:

Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы свой, мы новый мир построим — Кто был ничем, тот станет всем!

— Хорошо поешь, хозяюшка! - осклабился Жан. - У нас в аду тоже эту песенку любят. Только мы подразумеваем более серьезную перестройку: мы построим небесную республику вместо Царствия Небесного! Но до этого нам еще много предстоит потрудиться и много крови пролить. - И тут он запел другую песню, грозную и даже свирепую. Причем запел почему-то по-французски:

Allons enfant de la patrie,

Le jour de gloir est arrive...

Но продвинутая Жанна, как оказалось, знала и эту песню, и она тут же ее подхватила.

Секретарь Мишина Акоп Спартакович, спускаясь вниз по лестнице, услышал ее пение и удивился: «Какой нежный, оказывается, голосок у этой ведьмы, надо же! Может, мы к ней все-таки несправедливы? Поет, бедная пташка, и не знает, что скоро ей придется покинуть свою золотую клетку!» Акоп Спартакович французского языка не знал и музыкальным слухом не обладал, а то бы он вряд ли заподозрил Жанну в особой нежности. Песня, которую пела Жанна, была одной из самых кровожадных в мировой истории музыки: кровь в ней льется ручьями, поющие обвиняют своих врагов в самых невероятных злодеяниях и обещают, что отплатят им вдвое. Они грозят, что все их дети погибнут в борьбе, а они взамен погибших детей нарожают вдвое больше новых героев. Ужас что за песня!

Мишин, вернувшись из Пскова, тут же отправился в заграничную деловую поездку, предоставив Жанне полную свободу и доступ к его банковскому счету. Раскроем, однако, и его планы. Дмитрий Сергеевич собирался сделать Жанне прощальный подарок: дать ей возможность справить день рожденья по своему вкусу, со всей возможной пышностью и подарить на прощанье дорогой заграничный автомобиль. А потом дружески и учтиво попросить ее выехать на этом автомобиле из ворот его дома навсегда. Щедрый был человек Дмитрий Сергеевич Мишин и совестливый, вот и хотел расстаться с ведьмой по-хорошему, наивная душа! А расставаться было необходимо. После того, как Дмитрий Сергеевич приблизился к Богу, начал молиться, ходить в храм и причащаться, ему даже в одном помещении с Жанной находиться становилось с каждым днем все труднее. А тут еще появилась Александра и окончательно все в его жизни спутала...

Ангел Димитриус с растущей тревогой наблюдал за своим подопечным: он-то знал, как легко доверчивые люди попадают в руки ведьм и как трудно им бывает потом из этих ласковых ведьминских объятий вырваться — ничуть не легче, чем из медвежьих! Надеялся Ангел Хранитель на Господа да на своих собратьев Ангелов, и еще почему-то на Юлианн с их гувернанткой Александрой.

Юлианны с Александрой пробыли в Пскове до конца каникул и вернулись в Петербург.

Жизнь их потекла обычным чередом: лицей, уроки, стройка, а по воскресеньям хождение в храм на Каменном острове. В храме они встретили Киру и очень-очень ей обрадовались. После службы все вместе пошли пешком на свой Крестовский остров. Кира шла, чуть приотстав от сестер и Александры, и уныние охватило ее с ног до головы.

И на плечи ей тотчас опустилась бесиха Барби, которой в последнее время не так уж часто удавалось «пообщаться» со своей подопечной.

Но дорогой Кира все-таки собрала все свое мужество и, заикаясь и плача, призналась Юлианнам, как она выдала их Жанне. Она уже была готова к тому, что сейчас сестры и Александра сурово осудят ее и скажут, что больше не хотят с нею дружить. Но вышло все совсем не так, как она ожидала.

Юлька засмеялась и замахала на нее руками:

— Да брось ты об этом так переживать, Кира! Жанна всегда рано или поздно все про нас узнает, ей, наверное, бесы помогают!

Аннушка же обняла ее и сказала:

— Бедненькая ты наша Кирочка, опять хитрюга Жанна тебя обманула! Но ты хоть теперь-то держись от нее подальше, ты же видишь, что у тебя от нее одни неприятности.

— Так вы меня прощаете, Юлианны?

— Вот глупенькая, ну конечно, прощаем! — сказала Аннушка. — Мы же тебя любим в тысячу раз сильнее, чем боимся Жанны!

— С чего бы это нам тебя не простить? Да мы на тебя даже не сердимся, — сказала Юлька. — Подумаешь, Жанне тебя обмануть удалось! Да она нашего папу второй год обманывает — что ж нам и на него сердиться, по-твоему?

И сестры засмеялись, и Александра вместе с ними, и тут Кира почувствовала, как тяжелый камень вины скатился с ее плеч и плюхнулся в воду речки Крестовки.

Между прочим, на духовном уровне это примерно так и выглядело. Бесиху Барби задело облаком любви, окружившей Киру и ее подруг в момент покаяния и прощения, — как будто раскаленным паром ошпарило! — и она в ужасе свалилась с Кириных плеч прямо в воду!

А Жанна между тем планировала не только программу своего праздника, но и дальнейшую перестройку жизни в мишинском доме. «Акопчика можно будет оставить, тут еще не все потеряно, но Павлушу, конечно, долой! Екатерину Ивановну тоже вон! Еще одна погибшая душа — каждое воскресенье в церкви. Ну, Таня — не проблема, не захочет жить по-моему, так я ей в три дня замену найду. А вот что мне делать с Александрой ?.. »

Александра ловила на себе внимательные, мрачные, изучающие взгляды Жанны и чувствовала, что с ведьмой в отсутствие Мишина надо быть особенно начеку.

О том же предупреждал ее Ангел Хранитель Александрос:

- Будь осторожна, Александра! Жанна собирается стать хозяйкой в этом доме и мачехой девочкам, Анне и Юлии. Если это случится, не оставь их! По крайней мере, до приезда бабушки. О том же тебя просят их Ангелы Хранители Иоанн и Юлиус!

Александра ведать не ведала, как зовут Хранителей сестер, но знала об их существовании и молилась им вместе с девочками, поэтому слова своего Ангела она услышала как некий предупреждающий «внутренний голос». Слова Ангела Хранителя в ее сердце звучали немного по-иному, как бы в переводе на ее собственный язык, ну, примерно вот так: «Смотри, Санька-Встанька, эта ведьма точно что-то затевает! Отца дома нет, бабушка еще не скоро приедет, так что ты одна теперь отвечаешь за Юлианн! Держи уши топориком!» И она была все время настороже.

А Жанна решила испытать характер Александры на прочность и гибкость. Она начала делать ей замечания на каждом шагу, язвить, а в те часы, когда сестры были в лицее, нагружать ее мелкими и унизительными поручениями по дому.

— Александра, пока девочки в лицее и делать вам совершенно нечего, не могли бы вы отвезти в химчистку шторы со всех окон?

— Хорошо, Жанна, я отвезу. Пусть только кто-нибудь их снимет.

— Ах, так их еще не сняли? Я говорила об этом Тане, нота, как всегда, забыла... Ну так снимите сами, Александра, вы же здоровая девушка!

И Александра, смирившись и скрепя сердце, таскалась по всему дому со стремянкой, чихая, снимала довольно пыльные шторы и отвозила их партиями в ближайшую химчистку. Чувствовала она себя при этом одновременно и Золушкой и героиней сериала про разведчиков в тылу врага — вообще-то, неважно она себя чувствовала. Но сдаваться она не собиралась: пока девочкам и их отцу грозит опасность, Санька-Встанька вытерпит все, но на растерзание ведьме их не оставит!

Как только покончено было со шторами, последовало новое поручение:

— Александра, у вас ведь немного работы, пока девочки в лицее. Не могли бы вы в это время почистить все картины в доме специальным средством? Купите его в магазине хозяйственных товаров и займитесь этим.

— Хорошо, Жанна, я займусь картинами.

Заметим мимоходом, что деньги на химчистку и на чистящее средство для картин Жанна Александре выдать «позабыла». Нет, это делалось не из экономии! Жанна проверяла Александру.

— Ты не слишком перегибаешь палку с гувернанткой, хозяюшка? - спросил ее как-то Жан.

— Еще как перегибаю, Жанчик! И делаю я это совершенно сознательно.

— Уж не ревнуешь ли ты к ней Мишина?

— Ну вот еще глупости какие! Кому придет в голову сравнивать меня и ее? Нет, Жан, я ее просто испытываю. Подчинится, снесет все унижения — можно будет оставить ее в доме, начнет артачиться — гнать без разговоров! Причем гнать, пока Мишин в отъезде. Потому что потом, сразу после свадьбы, я намерена всерьез приняться за девчонок. В общем, я хочу заранее устранить все возможные помехи.

— Смотри, не проколись с нею!

— А ты что, знаешь про нее что-нибудь ... такое?

— Что я могу про нее знать? Она ведь не наша, я к ней в душу заглянуть не могу!

— А вот я могу! Мы, женщины, все в общем-то одинаковые, Жанчик, — философствовала Жанна. — У каждой свой расчет и свой подход, но цель у всех одна — получше устроиться в этой жизни и прожить ее в свое удовольствие. Поэтому я и проверяю, нельзя ли Александру на нашу сторону перетащить? Она ведь дерзкая и упрямая, значит, есть за что зацепиться. Хотя мне ее дерзость как-то подозрительна.

— Что значит «подозрительная дерзость»?

— Да то, Жанчик, что дерзость эта не столько от гордыни, сколько от любви к моим будущим падчерицам. Ты заметил, как она их всегда перед отцом выгораживает?

— Заметил, конечно, и думаю, что она это делает по расчету.

— По какому такому расчету? На что она может рассчитывать?

— Она хочет, чтобы и Юлианны, когда придет время, за нее перед отцом заступились.

— А я вот подозреваю, что она, мерзавка, по любви это делает!

— Помилуй, Жанна! Неужели ты, духовно опытная женщина, веришь в какую-то бескорыстную любовь между людьми? Ей же Мишин деньги за ее любовь к дочерям платит, и немалые!

— Так-то оно так... Надо будет о ней с Агой поговорить.

— Поговори, хозяюшка. Ага плохого не посоветует. — На языке беса это означало, что Агафья Тихоновна по самой своей природе не может дать совет, который послужит добру, миру или любви между людьми.

При Юлианнах и Александре Агафья Тихоновна в доме уже не гостила по несколько дней, но на пару часиков заезжала часто и охотно. Они с хозяйкой обсуждали текущие проблемы Жанны, сидя в гостиной у камина, потягивая коньячок и закусывая конфетами, в тепле, комфорте и уюте.

Как-то, желая не только поэксплуатировать, но и унизить Александру, Жанна велела ей, отвезя девочек в лицей на Каменный остров, заехать в ателье к модной портнихе мадам де Забилье — узнать, получила ли та из-за границы материал на новое платье для Жанны, и если получила, то привезти на Вязовую образец ткани.

Александра нашла скромную вывеску — голубые буквы на белом фоне — «Салон мадам де Забилье». Ей пришлось подождать, ателье было еще закрыто, но в конце концов портниха, молодая и подчеркнуто элегантная, все же явилась.

— Вы ко мне? — с легким недоумением в голосе спросила она Александру, когда та подошла за нею к дверям ателье.

— Я от госпожи Жанны Рачок. Она послала меня за образцом ткани для ее нового платья.

— А, понятно. Ну, проходите. Как раз вчера пришла посылка... из Парижа. — Александре было абсолютно все равно, из Парижа или из Гонконга получит Жанна материал на платье, но заминку мадам де Забилье она невольно отметила и подумала: «Все-таки скорее Гонконг, чем Париж!»

Они вошли в ателье, прошли насквозь зал с маленьким подиумом для демонстрации новинок моды и с двумя рядами разряженных манекенов и оказались в небольшой примерочной комнате. Здесь были кабинки, одна сплошь зеркальная стена и стоял довольно большой стол. В углу Александра заметила громоздкий серый сейф. Мадам де Забилье сразу же подошла именно к сейфу, встала перед ним так, чтобы заслонить собой дверцу, и стала возиться с замком. Она извлекла из сейфа большую глянцевую картонную коробку, поставила ее на стол и раскрыла. В картонке лежало нечто завернутое в папиросную бумагу. Мадам достала первый сверток, сняла с него папиросную бумагу и осторожно развернула его на столе. Александра ахнула. Это был отрез явно дорогущей парчовой ткани, но какой ткани! На черном фоне — длинные и толстые зеленые змеи с горящими глазами из прозрачных камней.

— Бриллианты, как и заказывала ваша хозяйка! — Мадам уже записала Александру в обслуживающий персонал Жанны. — Брюлики, конечно, мелкие, но их довольно много, двадцать штук — по два на каждую змеюку. Так что цена соответствующая — тысяча долларов за метр. Нравится?

— Ну еще бы! — с отвращением сказала Александра.

— Понимаю, — усмехнулась мадам. — У мадам Рачок своеобразный вкус. Между прочим, отрезов два, и они не одинаковые, но и не совсем разные. Вот второй.

Второй кусок парчи был зеленый с черными змеями, а глаза у этих змей были красные.

— Рубины, — пояснила мадам. — Это будет чуточку дешевле, по восемьсот долларов за метр.

— Хорошо, я передам ваши слова хозяйке, — сказала Александра. — Но она просила привезти ей образец ткани.

— Милочка, какие же тут могут быть образцы? Что я вам, на сто рублей этого материала отрежу? Нет уж, дорогая! Мы сделаем так. Вы отвезете хозяйке всю ткань, она выберет один отрез из двух, а через час — и не позже! — вы мне их оба привезете обратно. И передайте хозяйке, что уже сегодня вечером она может приехать ко мне, чтобы окончательно утвердить выбранный фасон, и я завтра же смогу приступить к шитью.

— Хорошо, я отвезу материю Жанне. Роскошная ткань была снова упакована в папиросную бумагу и уложена в картонку, и Александра отправилась домой.

— Отпад, какая прелесть! — завопила Жанна, когда развернула у себя в комнатах оба дивных отреза ткани. — Жан, смотри и помогай выбирать!

— М-да, выбор нелегкий, — глубокомысленно изрек бес. Бесы, когда им это надо по службе, могут разбираться в чем угодно — в электронике, в кулинарии, в медицине и даже, вот как сейчас, в дамских туалетах. Между прочим, многие из них сотрудничают с самыми знаменитыми модельерами Парижа, Рима и их окрестностей — в мире «высокой моды», разумеется. - С одной стороны, черный цвет вечерних платьев никогда не приедается, а с другой — все-таки это будет твоя помолвка, можно бы надеть что-то и повеселее. Возьми зеленый с черными змейками, хозяйка!

— Я выбираю черный с зелеными змеями. Это мой стиль.

— Так и знал, что ты сделаешь наоборот! Впрочем, зеленые змеи тоже очень, очень хороши...

Жанна фыркнула и пошла к Александре.

— Александра! Вы можете отвезти материал назад к Настеньке, а потом отправляйтесь за девочками в лицей.

— Хорошо, Жанна. Но вы ведь сегодня поедете в ателье выбирать фасон для платья, могли бы сами и отвезти, между прочим!

Жанна удивленно подняла брови.

— Что такое?

— Да нет, ничего, — Александра вспомнила, что мадам просила вернуть материал через час. — Давайте я отвезу.

«Вот так-то лучше!» — с ехидным торжеством подумала Жанна.

[ Cкачать книгу ]

[ Купить книгу ]

Рекомендуйте эту страницу другу!