Христианская библиотека. Антонио Сикари. Портреты святых. Христианство. Антонио Сикари. Портреты святых - Святая Мария Крочефисса ди Роза
Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать                Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь                Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога                А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц                Сказываю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын Человеческий исповедает пред Ангелами Божиими;                А кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими.               
На русском Христианский портал

УкраїнськоюУкраїнською

Дополнительно

 
Святая Мария Крочефисса ди Роза
   

К содержанию: "Антонио Сикари. Портреты святых."


Святая Мария Крочефисса ди РозаВсякий раз, когда мы рисуем образ какого-нибудь святого, мы должны, насколько это возможно, описать среду, в которой он жил, то, что он сделал, тех, кто разделял его харизму и стал его духовным наследником и продолжателем его дела. И если верно, что Христос - центр мироздания и истории, то верно и то, что святые стали святыми именно потому, что вся их личность и все их деяния свидетельствовали о том, что Христос поистине центр того фрагмента истории и мира, в котором они жили.

Именно поэтому особая привязанность и особое почитание по праву подобают тем, чья святость осияла город, где ты сам живешь, кто ходил по улицам, по которым ты сам ходишь каждый день, кто посещал те же церкви, смотрел на те же древние здания, слышал те же имена, что и ты.

Если бы я сейчас перечислил все фамилии жителей Брешии, чей жизненный путь пересекся с путем св. Марии Крочефиссы ди Роза, многие из вас услышали бы свою собственную фамилию, и это всегда производит некоторое впечатление, потому что доказывает, что святые, даже самые мужественные и самоотверженные, жили в совершенно обыденной обстановке. И сегодня святые рядом с нами.

Паола ди Роза родилась в Брешие в 1813 году, в поворотный момент истории: уходила в прошлое целая эпоха (эпоха старого режима), и общественно-политические потрясения еще не закончились (более того, не за горами была Реставрация 1815 года). Но процесс, начатый Французской революцией, был необратим: начиналась эпоха национальных движений, государств, каждое из которых страстно стремилось достичь единения и независимости и которые готовились враждовать друг с другом. Кроме того, промышленный переворот внес невиданные изменения в стиль жизни людей, в отношения между ними, в методы и ритмы работы.

Зарождалось и нечто еще более грозное; начинала утверждаться и распространяться старая идея, которая раньше разделялась лишь в некоторых узких кругах, а теперь стала чуть ли не общепризнанной, претендуя на статус "истории" и "культуры": идея о том, что прогресс должен означать отказ от Церкви и от ее Предания, от ее веры, о том, что прогресс наделяет человека теми качествами, которые он прежде приписывал Богу и Христу.

Итак, согласно новому "символу веры", именно человек - существо божественное и заслуживает настоящего культового почитания и, прежде всего, именно человек - хозяин своей судьбы.

В середине века, за несколько лет до смерти Паолы ди Роза, ставшей сестрой Марией Крочефиссой, Фейербах опубликовал "Сущность христианства", Кант задумал и обосновал новую "религию человечества", Маркс только что написал "Манифест", Дарвин писал свой труд "Происхождение видов". Что касается Ницше, достаточно упомянуть, что он родился всего за 26 дней до Паолы.

Мы говорим об этом не для того, чтобы подчеркнуть взаимосвязь или зависимость того или иного рода, но скорее для того, чтобы поставить один насущный вопрос.

"Где был Дух Божий", в то время как радикальная критическая мысль стремилась подорвать христианство изнутри?

Именно этот вопрос задавал кард. Биффи во введении к одной книге по истории Церкви XIX века несколько лет назад и отвечал на него так: "Дух Божий, который из человеческой материи, какой бы тупой и мятежной она ни была, всегда извлекает благо для католической Церкви, действовал и в этот период истории: Он посылал "евангелизаторов для бедных", которые возрождали веру в наших деревнях, воспламенял "служителей милосердия", помогающих всем нуждающимся, призывал святых повсюду".

Именно в тот период, когда в Пьемонте, где при сильном содействии антиклерикальных и масонских сил рождалось единое итальянское государство, действовали бесчисленные святые (Коттоленго, Дон Боско, Муриальдо, и сотни других, уже канонизированных или тех, по делу которых ведется процесс о канонизации), в области Брешии одновременно действовали Людовико Павони (которого Розмини указал Дону Боско как пример для подражания), св. Мария Крочефисса ди Роза, св. Бартоломея Капитанио и св. Винченца Джероза, основательницы конгрегации сестер-дорофеянок в Чеммо и Дочерей св. Сердца, наряду с многочисленными священниками святой жизни (вспомним хотя бы об основателях всех главных ораториев, построенных в детские годы Паолы ди Роза: в Фаустино, в Мария делла Пассионе на Виа Тозио, в Сареццо, в Гардоне, в Дзанано, в Сало, в Баньоло Мелла, в Изео и других местах).

Итак, в то время как люди устраивали революции и реставрации, творя историю, исполненную ужасов и битв, Бог переплетает эту историю с историей Своих святых, и это не две различные истории, разворачивающиеся параллельно, но одна и та же история, которую многие пятнают кровью, а святые исполняют своим неисчерпаемым милосердием, открытым для всех и не направленным ни против кого.

В Брешию пришли французские революционеры и якобинцы, которые во имя прав человека уничтожили почти все ранее существовавшие благотворительные учреждения, но потом так и не нашли времени создать новые.

Они упразднили монашеские ордена и конгрегации, чтобы присвоить их имущество и покрыть военные расходы. Потом вернулись австрийцы. Они восстановили старые порядки и все, кроме монастырей и принадлежавших им больниц и приютов, потому что с точки зрения австрийского императора монахи слишком зависели от Рима.

Для тех, кто "делал историю", бедные и нуждающиеся были лишь неизбежным препятствием на пути, числу их и их страданиям суждено было только умножаться. Поэтому Бог руками людей простых и добрых сверх всякого чаяния созидал для них историю Своей милосердной любви.

Надо сказать, что семья Розы принимала участие в великих событиях в истории города, но это относится прежде всего к отцу Паолы, знатному Клементе ди Роза, принадлежавшему к той группе мирян-католиков, которые играли активную роль как в общественно-политической, так и в церковной жизни и которых в народе ласково называли "святошами".

Личность Клемечте ди Роза, дожившего до 83 лет, наложила глубокий отпечаток на историю Брешии. Достаточно прочесть неполный список его должностей и обязанностей: он был депутатом областной конгрегации, председателем гражданского и церковного кадастра, администратором ломбарда, директором лицея, членом комиссии по начальной школе.

Он написал эссе, посвященные реорганизации области, проделал огромную работу как член комиссий по водным ресурсам, по областным дорогам, по спорным вопросам между коммунами и их соседями. Он поддержал тюремную реформу, задумал первую сберегательную кассу и создал ее проект, создал проект первой сельскохозяйственной школы и опубликовал по этому поводу многие ценные исследования, был автором проекта реорганизации бухгалтерии городской больницы, был генеральным инспектором церковных школ и принимал участие в основании и восстановлении целого ряда монастырей - ему многим обязаны визитандинки, урсулинки, каноссианки, братья св. Филиппа, иезуиты.

До поздней старости он напряженно работал, не щадя ни времени, ни сил: перечень того, чем он занимался, помогает нам понять, в какой среде росла Паола и какое значение уделялось в ее семье общественной деятельности.

Однако нельзя сказать, чтобы Провидение особо баловало этого человека - человека деятельной веры и милосердия. Одно несчастье за другим обрушивалось на его семью: его жена умерла в возрасте 39 лет, из девятерых сыновей двое умерли на первом году жизни, одна дочь умерла в возрасте 5 лет, еще пятеро детей умерло с 1833 до 1839 года, то есть на протяжении шести лет, и всем им было от 20 до 30 лет.

Пережила отца, впрочем, ненадолго, только Паола, которая также умерла в возрасте всего 42 лет.

А от Клементе Бог потребовал очень долгой жизни: когда ему было восемьдесят два года и город сдался после знаменитых 10 дней обороны, именно он гордо сказал немецкому маршалу, грозившему повесить и отдать под суд жителей: "... С нашей стороны, ваше превосходительство, мы избавляем вас от необходимости устраивать нам кровавые зрелища".

Итак, это была знатная брешианская семья, история которой разворачивалась как бы в двух разных планах: с одной стороны, семья оказывала значительное влияние на общественную и церковную жизнь города благодаря своей глубокой вере, а, с другой стороны, частная жизнь семьи была исполнена неизбывного страдания, и лишь вера давала силы смиренно принять таинственный Промысел Божий.

Наблюдая эту знатную и скорбную семью как раз в тот момент, когда раз и навсегда решался вопрос о будущей святости Паолы, мы можем понять, из какого драгоценного материала была соткана ее вера.

Шел 1836 год: из девяти сыновей кавалера ди Роза в живых осталось только четверо: одна дочь стала монахиней - визитандинкой, двое его сыновей были заняты своим образованием и семейной жизнью (вспомним, что и им осталось не более трех лет жизни).

Дом ди Роза - это знатный дом, поставленный на широкую ногу, где необходимо было держать в руках и под присмотром многочисленных слуг и челядь на конюшнях, кухнях, в амбарах, погребах, в доме и т. д.. Хозяйство вела Паола - в то время ей был двадцать один год, - которой отец доверил, кроме того, нравственную опеку прядильни в местечке Аквафредда, где работало семьдесят работниц.

Теперь попробуем себе конкретно представить эту семейную ситуацию и вернемся в 1836 год, когда разнесся слух о том, что в Брешии началась холера - страшная болезнь, лечить которую в то время никто не умел.

И действительно, вспыхнула эпидемия, длившаяся около шести месяцев: за шесть месяцев из 31.500 жителей Брешии 3.200 человек заболело и 1.600 умерло, а многие бежали.

В письме одного из известных деятелей того времени, адвоката К. Мандзиана, говорится: "На нас обрушился ужасный бич, за считанные часы убивающий людей из любых слоев общества. Многие заболели от страха. Половина жителей бежала, некоторые - в деревни, некоторые - в долины и в горы, некоторые - в Тироль. Брешия опустела. Более чем половина лавок закрыто, а дома заброшены".

Первые случаи заболевания были отмечены в апреле, а к середине июня город уже был охвачен паникой. К тому же в городе произошло сильное землетрясение.

22 июня 1836 года кавалер ди Роза получил письмо от единственной дочери, которая жила с ним в одном доме:

21 июня 1836 года

Дорогой папа!

Я прошу Вас об одной милости. Я прошу Вас о ней в письме, не потому, чтобы не решалась говорить с Вами лично, но для того, чтобы Ваш немедленный отказ не помешал мне сказать Вам то, что я хочу. Да, о той милости, которой я бы желала, я прошу Вас во имя Иисуса Христа. Не откажите мне.

Моим живейшим желанием было бы воспользоваться тем средством, которое дает мне Бог, чтобы открыть мне врата рая, - творить дела милосердия, ухаживая в больнице за несчастными, больными холерой. Позвольте мне посвятить себя служению этим бедным страдалицам, принесите Господу в жертву Вашу Паолину - а я принесу в жертву свою жизнь.

Мой дорогой папа, подумайте о том, что если бы Вы отвергли мою просьбу и если бы я, живя дома, заразилась холерой и умерла, Вас мучало бы раскаяние в том, что Вы закрыли предо мной небесные врата. Неужели Вы откажете мне в этой милости? О, нет! То, что вдохнул в меня Бог, Он вдохнет и в Вас.

Не ищите совета ни у плоти, ни у крови, но лишь у веры.

Я не принесу семье никакого ущерба, потому что размышляла об этом и приму все необходимые меры предосторожности. Об этом я поговорю с Вами лично. Дорогой папа, исполните мою просьбу, и Вы сделаете меня счастливой.

Ваша любящая дочь

Паолина

Холера свирепствует: людей, которые только что были здоровы, внезапно схватывают невыносимые колики, и они в судорогах падают на землю среди собственной рвоты и нечистот, мучимые ознобом, - температура тела резко снижается.

Описания того времени вызывают ужас и отвращение.

В журнале "Комментарии Атенея" за 1837 год есть статья по этому поводу, где во всех подробностях описывается "страшный вид больных".

Теперь мы можем себе представить, что было поставлено на карту в письме Паолы к отцу: это была ее собственная жизнь.

После долгой молитвы, подобной авраамовой, отец не только дал свое согласие, но и признался, что "если бы его не удерживала мысль о том, что он - глава семьи, он сам бы желал за ней последовать".

Таковы были некоторые христиане Брешии в то время.

Вместе с подругой, которая с тех пор следовала за ней всегда (другой знатной женщиной старше ее возрастом), Паола нашла квартиру неподалеку от лазарета, чтобы избежать контактов с семьей, составила краткое правило о распорядке дня и правилах гигиены, которые надлежало соблюдать, и перешагнула порог "страшной ограды", как она сама называла ее впоследствии.

Это так поразило окружающих, что несколько других девушек из благородных семейств последовало ее примеру.

Работа была изнурительной: приходилось без конца очищать все от самой отвратительной грязи, стараться любыми способами согреть больных горячими кирпичами, горчичниками и одеялами, постоянно в ответ на их неотступные просьбы приносить воду, производить дезинфекцию, принимать массу новых больных, следить за опытами врачей, пытавшихся придумать какое-нибудь лекарство, ободрять самых безнадежных больных своим присутствием и лаской, уносить трупы.

И все для того, чтобы в этом царстве ужаса, которое вот-вот готово было превратиться в ад, полный отчаяния и ярости, видимо присутствовало милосердие Христово: поддерживая умирающих и окружая их бесконечной, безмятежной нежностью, эти молодые девушки имели право говорить о Христе. И больные, чьи лица были искажены от страха, а тела охвачены смертным хладом, встречали смерть, зная, что их любят, и поэтому принося себя в жертву с любовью.

Знаменитый в свое время человек, чье описание эпидемии мы уже приводили, в письме каноссианкам из Вероны (св. Магдалина Каносская умерла всего год тому назад) писал: "Здесь есть две девы высокой святости... Написав свое завещание, они посвятили себя служению в больнице женщинам, заболевшим холерой, что поразило Брешию".

Даже один из корреспондентов Газеты Лоди и Кремоны рассказывал об этом то, что он слышал. Вот отрывок из его статьи:

"С 16 июня до 2 июля мы были среди ужасов, но в великой горести встретили и великое утешение... Несколько дам мужественно переступили скорбный порог и среди них - молодая знатная девушка 22 лет... Вчера я спросил у одного человека, который был болен холерой и вернулся из больницы, как за ним ухаживали эти благочестивые дамы, и он со слезами благодарности на глазах ответил мне буквально следующее: "Эти святые женщины не от нашего мира. Это ангелы". И, подробно рассказав мне о том, с какой любовью за ним ухаживали, он воскликнул, рыдая: "Подобное милосердие невозможно себе представить"".

Те же слова говорят сегодня больные СПИДом, за которыми ухаживают сестры Матери Терезы Калькуттской: другие времена, другие эпидемии, но та же святость бьет ключом из сердца той же Церкви.

Ни Паола, ни ее сотрудницы не заразились, но в доме ди Роза ее старший брат Филипп умер от молниеносной холеры в 27 лет, оставив жену и двух детей.

Творя дела милосердия, святые не заключают договора с Богом, чтобы Он пощадил их близких.

Тем временем, когда эпидемия холеры пошла на убыль, призвание Паолы постепенно вырисовывалось все яснее, по мере того, как она приходила на помощь всем нуждающимся, которых встречала на своем пути: если раб Божий Людовико Павони основал школу для глухонемых мальчиков, то Паола основала такую же школу для глухонемых девочек, в 22 года взяла на себя ответственность за несчастных, лежавших в Каза д'Индустриа, потом - за девушек, которых тогда называли "находящимися в опасности", потому что их, лишенных всякой поддержки и образования, использовали и бросали, как ничего не стоящие вещи.

Но главной заботой Паолы была больница, где она вместе с несколькими подругами около трех лет добровольно ухаживала за больными.

Они не были монахинями, они были девушками из знатных семейств, решившими отдать время, душевные и физические силы страдальцам, вместо того, чтобы тратить их на праздники, беседы, брак, фактически отказавшись от всех привилегий своего сословия.

В те времена уход за больными был доверен наемному, неквалифицированному персоналу, никоим образом не заинтересованному в этой работе, и в больницах царила обстановка преступного небрежения.

Девушки, ставшие добровольными санитарками, наблюдали за происходящим, и мало-помалу в них зрело решение: бескорыстно взять на себя весь уход за больными. Медицинский и административный персонал должен был, как и прежде, управлять больницей, но именно они собирались заняться отбором, обучением и руководством всем младшим персоналом.

Именно в этом - гениальное для своего времени прозрение Паолы ди Роза: нужно было не просто творить дела милосердия - она принадлежала к правящему классу, и знала, что значит иметь слуг, вести хозяйство в знатном доме, управлять прядильней.

Пока речь шла не только об основании религиозной конгрегации, речь шла и о том, чтобы по-христиански управлять медицинским обслуживанием и управлять им хорошо, не ради денег, но из любви ко Христу и к несчастным больным.

У Паолы ди Роза не было ложных классовых предрассудков: она призывала работать с ней в больнице две категории людей: тех, кто был способен вести административную работу и предоставить в распоряжение больницы свои средства, и тех, кто мог принести с собой только желание трудиться. Таково было общество того времени, и именно оно должно было разрешить проблему.

Социальные различия между самими сестрами были уничтожены в корне и не были источником конфликтов: каждая сотрудница Паолы работала не ради денег, но из любви, и все, кто посвятил свою жизнь этой работе, соблюдали один устав, получали одинаковую духовную подготовку и имели одинаковое достоинство в своем призвании.

Именно в этом - гениальное прозрение Паолы: она взяла часть общества своего времени, как она есть, перенесла ее в больницу, где она и ее сотрудницы жили как религиозная община, не претендуя на устранение тех различий, которые тогда имели довольно большое значение и которыми нельзя было пренебрегать, но преодолевая их - каждая в своей душе - ради общей цели.

В начале речь шла не об уже утвержденной религиозной конгрегации, но о "благочестивом сообществе" мирян. Когда из Рима пришла весть о каноническом признании Института Рабынь Милосердия (и в тот день 1852 года в этом институте была только одна монахиня, принесшая обеты, Паола, лишь тогда принявшая имя сестры Марии Крочефиссы - Распятой), "благочестивое сообщество" действовало уже в течении двенадцати лет, за ним стоял двенадцатилетний опыт общины Господней и совместной жизни многих медсестер или санитарок, которые жили в "благочестивой общине" и добивались ее признания государственной королевской комиссией.

И действительно, положение в больнице изменилось. В одной кремонской газете того времени рассказывалось, например, о том, что происходило в больнице Брешии, и делалось следующее знаменательное замечание: "Общественная благотворительность не может за золото купить больным любовь медицинского персонала...". Напротив, с тех пор, как появились Рабыни, можно изумляться неизменному чуду: "В каждой больной они видят сестру, и нет ни одной медсестры, которая была бы к больным безучастна".

Автор репортажа рассказывает, что с тех пор, как Рабыни работают в больнице, когда больные выздоравливают, "им все кажется, что время выписываться еще не настало", так хорошо с ними обращаются, и делает трогательное замечание: "Взирая на это сообщество с высоты, Бог доволен, что создал женщину".

О том, чем вдохновлялась нарождающаяся конгрегация, где был источник ее харизмы, особенно ярко свидетельствует один эпизод, относящийся к самому началу ее существования.

Паоле необходимо было обеспечить жильем всех ее Рабынь (числом более тридцати человек); следовательно, нужно было много денег, и еще больше их понадобилось, когда община начала расти.

Она решила попросить у отца выделить ей часть имущества, которая должна была стать ее приданым. Но для этого она прежде всего должна была сообщить ему о предстоящем браке.

Поэтому она пишет ему, что передумала и что хочет выйти замуж. Прежде она думала остаться одна, но человеческое сердце изменчиво, и она решила принять "весьма выгодное предложение". Она убеждена в том, что отец тоже будет от него в восторге, потому что речь идет о его друге, которого он высоко чтит.

Она не говорит отцу о возрасте своего жениха, потому что - добавляет она, - "когда вы услышите его имя, узнаете и об этом". Тут же она предупреждает его, что некоторые знакомые, быть может, будут возражать против этого брака, но "удивление длится самое большее три дня". Итак, речь идет о женихе, которого для нее никто не искал, которого не искала даже она сама, но скорее он настойчиво ее добивался.

Конечно, есть еще ее сотрудницы, вместе с которыми она основала "благочестивое сообщество", но об этом не стоит беспокоиться, потому что они будут довольны ее браком, более того, им он будет выгоден, так как ее приданое перейдет к ним - жених настолько богат, что в нем не нуждается.

Паола заключает письмо, открывая единственное, чего в нем не хватало: имя жениха. Вот оно:

"Это Иисус Назарянин, и я желаю благодаря Вам явиться перед Ним в достойном виде, как Вы уже поступили и поступили бы с любым другим зятем, препоручая ему преданную Вам Паолину".

Это письмо, которое мы вкратце изложили, - маленький шедевр, где вера, нежность и дипломатия смешались воедино: в нем - вся любовь Паолы ко Христу, весь ее врожденный аристократизм, все предпринимательские способности, переплавленные в горниле милосердия.

Первые шаги "благочестивого сообщества" встречали противодействие: в то время как люди доброй воли восхищались его деятельностью, а больные были преисполнены благодарности, администрации больницы мало было иметь таких дисциплинированных, преданных работе и - самое главное - низкооплачиваемых медсестер. Она претендовала на полный контроль над их деятельностью, и, конечно, духовный опыт интересовал ее меньше всего. Паола упорно сопротивлялась этому и даже решила отозвать всех своих сестер из больницы, если администрация не откажется от своих требований.

Тогда поток низкой клеветы и обвинений обрушился на новое движение, и в течение двух лет самый отъявленный антиклерикализм стремился его уничтожить.

В письме, написанном Паоле в поддержку ей досточтимым Павони, говорится о "тысяче клеветнических писем" против тех, кого он называл "священнейшим сообществом наших больничных сестер".

Немногие, даже из числа тех, кто должен был бы это сделать, выступили в их защиту. Паола писала:

"С нами дурно обращаются, на нас клевещут, нас, смею сказать, ненавидят... Епископ не хочет взять в руки перо...".

Но произошло то, что всегда происходит, когда дело угодно Богу: буре не удалось его выкорчевать, наоборот, оно еще более укрепилось.

Против всех ожиданий и несмотря на все наветы, государственная королевская комиссия признала "благочестивое сообщество".

Одним из первых поздравительных писем, полученных Паолой, было письмо от святой Винченцы Джероза: святые узнают друг друга.

Сообщество стало набирать силу: сестер Паолы попросила о помощи вторая больница - в городе Креме. Ее примеру последовали больницы Манербио, Монтикьяри, Травальято, Лонато, Сало, Ордзинуови, Карпенедоло... Сама Паола организовала всего восемнадцать общин и, кроме того, положила начало общинам в Варезе, Дезенцано, Ривольте.

Но ее деятельность не ограничивалась больницами.

Во время социальных потрясений 1848-49 годов (вспомним о знаменитых 10 днях в Брешии) ее сестер можно было видеть в полевых госпиталях: то в пьемонтских, то в австрийских, в зависимости от хода военных действий, и единственным критерием выбора для них было милосердие.

В эти годы, отмеченные ненавистью и несчастьями, которые, как бы то ни было, не искупались героизмом одних и идеальными устремлениями других, не было недостатка в событиях, благодаря которым Паола ди Роза и ее сестры стали фигурами легендарными. Вспомним о трех знаменательных эпизодах.

Начало событиям 1848 года в Брешии положил штурм Колледжа Аричи, во главе которого стояли иезуиты.

Их несправедливо обвинили в том, что они поддерживали австрийцев, и таким образом навлекли на них ненависть черни: разъяренные толпы народа собрались на улице Чезаре Аричи, готовясь к штурму, как вдруг показались кареты и повозки Паолы, увозившей отцов-иезуитов и их имущество в безопасное место, а Евхаристию - в капеллу. Никто не осмелился воспрепятствовать ей или повести себя неуважительно. Перевозка продолжалась долго, и присутствия молодой женщины, всеми любимой, было достаточно, чтобы сдерживать разъяренную толпу. Когда перевозка закончилась, колледж был разграблен и опустошен, как будто на него обрушилась огромная волна.

В 1849 году настал черед австрийцев: когда после 10 дней обороны австрийцы прорвались через заграждения и обрушились на город, как разъяренные звери, готовые жестоко отомстить и разграбить все, что можно, они не тронули только больницу: у ее порога им преградили дорогу шесть сестер со свечами в руке, молившиеся вокруг большого распятия. И никто не посмел пройти сквозь их строй.

Третий эпизод свидетельствует о том, что харизма Паолы передавалась ее духовным дочерям: когда к ужасам войны в 1849 году вновь добавился призрак холеры, настоятельница собрала своих дочерей на капитул и по своему личному опыту рассказала им, что такое холера и что значит посвятить себя больным холерой, а потом попросила, чтобы преклонили колени только те, кто согласен войти за "страшную ограду", по ее собственным словам. Стали на колени все.

Именно по тому, как вокруг человека рождается чудо сопричастности, по тому, как вокруг него собираются люди, в которых запечатлен его собственный образ, можно судить об его харизме.

Но в рассказе об этой святой есть страница, которой мы еще не касались, более того, которой до сих пор намеренно избегали: страница, которая может смутить и даже вызвать отвращение, если не постичь ее мистический смысл.

Поэтому прежде всего необходимо некоторое введение, к которому нужно отнестись очень внимательно, даже если смысл его пока не ясен.

Мы веруем во Христа, истинного Бога и истинного Человека, и веруем, что благодаря Своему Воплощению Сын Божий снизошел к нам, спустившись в бездну нашей погибели: Он поистине взял на Себя все наши грехи и наше осуждение.

Нам трудно понять, как Иисус на кресте мог одновременно, оставаясь единой личностью, быть Возлюбленным Сыном Отчим и Сыном Человеческим, чувствовавшим Свою богооставленность.

Его возглас: "Боже Мой, Боже Мой, почему Ты оставил Меня?" - это глубочайшая тайна нашей веры. Иисус пострадал за наши грехи, взяв их на Себя, приняв их тягостное бремя, как будто совершил их Он. Как это могло случиться? Этого не могут объяснить богословы - это могут объяснить только святые, и не все святые, но лишь некоторые из них - те, от которых Христос потребовал стать лично сопричастными к Его Страстям.

Тот, кто призван свидетельствовать об этом, на своем опыте переживает блаженство и ужас, смешанные воедино, как смешивается вера и чуть ли не отчаяние, чистейшая любовь и смятение всего естества, внешнее спокойствие и внутренний ужас.

От немногих святых это драматическое сопереживание требовалось в той же степени, как от нашей святой.

Мы знаем, что Паола ди Роза только в три последних года своей жизни носила имя сестры Марии Крочефиссы.

Однако мы должны понять следущее: речь шла не только об изменении имени согласно обычаю, в то время действовавшему в монастырях: скорее на свет явилась как бы другая личность, которая уже давно непостижимым образом сосуществовала с той, которую все знали и которой все восхищались: личность, страдающая настоящей духовной шизофренией, вызванной не душевной болезнью, но непреодолимым действием благодати Божьей.

Поэтому для начала подумаем о Паоле ди Роза, о всем том, что она сделала и создала, об ее уравновешенности, об ее материнской харизме, о мужестве в испытаниях, об ее общепризнанном духовном героизме, но в то же время и об ее общественной деятельности: об основанных ею благотворительных учреждениях, о контрактах, которые она должна была составлять и исполнять, о давлении, которому ей приходилось противостоять, обо всем, чем она руководила и управляла. Один историк сказал о ней: "В ее жилах течет кровь ломбардского менеджера". И нельзя быть менеджером без подлинной предприимчивости, в особенности если речь идет о делах милосердия.

А теперь подумаем о Марии Крочефиссе: не об имени, которое она приняла впоследствии, но об ее внутренних переживаниях, начавшихся уже с 17 лет.

Ее исповедник говорит: "Не было ни дня, когда она была бы свободна от искушений, и не было искушений, которые бы ее не терзали".

И эти искушения касались "всего, что может смутить ум и сердце".

В 17 лет она посвятила свою девственность Иисусу Христу, и с тех пор самые жестокие искушения против целомудрия ее никогда не покидали. Не только двусмысленные и отвратительные искушения нечистого воображения, но и те, которые охватывают все существо человека и через тело проникают в сердце, ум и душу.

Ей казалось, что она ни во что не верит, ее постоянно мучало искушение высмеивать Бога, Его Воплощение, Его Таинства, Его присутствие в Евхаристии. Ей никогда не удавалось причаститься, не чувствуя инстинктивного отвращения, из-за которого ей становилось дурно, а потом она сразу же испытывала страх, что совершила грех святотатства. Ей никогда не удавалось исповедоваться, не испытывая неприязни и даже ненависти к исповедующему ее священнику, которому, однако, она во всем повиновалась, как отцу.

Она хотела молиться - но с ее языка готовы были сорваться богохульства; все, что она делала, было исполнено нежной милосердной любви - но ей казалось, что она ненавидит ближних и даже желает убить их. "Она жила в почти постоянном состоянии сухости, уныния, мрака" - и это на протяжении всей жизни, с 17 лет до смерти.

Ее постоянно искушало отчаяние, не исключая мысли о самоубийстве: ей казалось, что небо закрыто от нее навсегда, что ад разверзся перед ней и потому бесполезна и смешна всякая попытка творить добро, а всякое благое дело, включая основанное ею объединение, бессмысленно.

Она постоянно ощущала присутствие дьявола, предлагающего ей мир и спокойствие, если она все бросит и предастся ему, и в конце концов, не в силах сломить ее сопротивления, избивающего ее, оставляя синяки на всем ее теле. На молитве, которой она желала и которую неукоснительно совершала, она обнаруживала, что против своей воли молит Бога проклясть ее, молит о том, чтобы все возненавидели Бога. А когда мучение прекращалось, наступало нечто еще худшее: "страшное безразличие ко всему".

"Я ни во что не верю, ни на что не надеюсь, ничего не люблю, ничего не боюсь... О, спокойствие, более мучительное, чем сама буря!".

В ее записях есть страшный вопрос, ярко свидетельствующий об этом невыразимом мучении:

"О Боже, какая разница между мной и дьяволом?".

Ее исповедник - один из самых ученых и святых брешианских священников того времени - пишет:

"Ее мучение было столь жестоким, что его невозможно описать. Я служу давно и читал труды многих мистиков о мучениях, в которые Бог время от времени ввергает души, но скажу правду: я не мог бы выразить это иначе, чем сказав, что душа терпит адские мучения, как утверждают некоторые... Иными словами, эта душа под тяжестью тысячи крестов, каждый из которых может свести с ума".

Анализ с точки зрения психологии и психиатрии был бы бесполезен, потому что в подобных случаях Бог действует как будто сжигая душу, но вместе с тем показывает нам, что из этого разрушающего огня Он умеет вывести не искалеченную, разрушенную, истерическую личность, но человека спокойного, доброго, терпеливого, деятельного, милосердного, каким был Сам Иисус на кресте, обращаясь к доброму разбойнику.

Кроме того, с сестрой Марией Крочефиссой постоянно происходило чудо: среди мучений ("Боже мой, Боже мой, почему Ты оставил меня?") - внезапный проблеск безграничной любви ("Отче! В руки Твои предаю дух мой!").

Однажды Паола Мария Крочефисса сказала своему исповеднику, что для нее самым тяжелым крестом было бы не нести никакого креста, потому что, как она объяснила, "пока ощущаешь тяжесть креста, нельзя не стремиться быть все время с Богом и всегда молиться Ему".

Она молилась:

"Иисусе мой, мне хватает Тебя одного. Пусть моя жизнь будет распята с Тобою. Соблаговоли, о распятая Любовь моя, чтобы мучение, которое Ты мне посылаешь, было сильным, безнадежным, глубоким, чтобы я лишилась чувств от боли; прошу Тебя только об одном - чтобы по моему внешнему виду нельзя было догадаться о том, как я страдаю".

"О, Боже сердца моего! Куда бы я ни шла, я восклицаю: я больше не могу этого выносить! Расширь, расширь мое сердце, ибо оно слишком узко и тесно, чтобы вынести все, что Ты ему посылаешь... Страдание мое столь сильно, что мне кажется чудом не умереть от одной боли. Мать моя Мария, молись за меня!".

Мне кажется, что смысл того, что мы прочли, можно верно передать, воспользовавшись прекрасным образом Клоделя, которым начинается его шедевр (Атласный башмачок): иезуит, привязанный к мачте тонущего корабля, как к кресту, молится:

"Господи! Благодарю Тебя за то, что Ты привязал меня здесь... Сегодня невозможно быть ближе к Тебе, чем я, и напрасно я проверял каждую часть своего тела - нет ни одной, которая могла бы хотя бы чуть-чуть отдалиться от Тебя. Да, я привязан к кресту, но он уже не привязан ни к чему... Он качается на морских волнах... Это море предоставлено мне...".

И именно так Бог поступил с Паолой Марией Крочефиссой ди Роза, бросив ее в море страданий, но соединив ее величайшей любовью с самим крестом Христовым.

Когда наконец пришел час ее окончательной встречи с Тем, Кто потребовал от нее в знак великой любви вновь пережить святую тайну Его Страстей, и когда она уже была при смерти, ей сказали, что в святилище Мадонны делле Грацие за нее служат Литургию. Она погрузилась в молитву. И когда Литургия закончилась, ее лицо просияло, как будто в предчувствии воскресения, как будто охваченное ранее неведомым миром. Улыбаясь, она сказала только одно: "Милость дарована!" и скончалась: дочь Божья, которую Бог оставил со Своим Сыном разделить Его крестную муку, предала себя в надежные руки Небесного Отца.


К содержанию: "Антонио Сикари. Портреты святых."

Скачать книгу: "Антонио Сикари. Портреты святых."

Рекомендуйте эту страницу другу!

Подписаться на рассылку




Христианские ресурсы

Новое на форуме

Проголосуй!