 |
 |
 |
|
|||
|
| |||
|
| |||
|
| |||
|
|
|
|
|
|
|
|
Re[2]: Спасение
Отправитель: Петер Браун 02-02-2022 16:19 Жуткая грызня... На улице темно. Вьюга. И тем не менее, мама меня ранним утром одевает, закутывает, оставляя отверстие для глаз, и посылает в школу. Дорога к ней – через лесок и шоссейку. И вот меня носит между берёзками, куда ветер дунет, и уже не знаю где нахожусь и в какую сторону идти. Вдруг ветер стих и я увидел перед собой маленькие, еле заметные огонёчки и услышал какое-то завывание. О волках я как-то и не подумал... В этот же момент мимо меня с грозным рычанием пронеслась, как мне показалось, здоровенная собака и там, где только что были огоньки, началась жуткая грызня, визг, вой... Меня же кто-то взял за шиворот и повёл в обратную сторону. Вскоре вижу светящиеся окна нашей школы. Этот некто открывает дверь, впускает меня в коридор и дверь за мной захлапывается. Всё. Я потом рассказал о случившемся учительнице Марии Ивановне Шеффер. Она долго думала, потом еле слышно произнесла (на немецком языке), примерно, следующее: «Или у тебя что-то с головой, или... не знаю что и думать...». Голова у меня в тот момент , вроде в порядке была. Но я тоже срашивал себя: кто же был этот дядя, который привёл меня в школу? Кто бы он ни был, но сегодня я знаю, что спасение – от Отца нашего Небесного. Пропавшая жердь... Иные зимы были особенно лютыми. Огонь в печурке, практически, не гас целые сутки или коротко прерывался. Весь собранный, в основном мною, кизяк рано или поздно кончался и мы вынуждены были искать, собирать всё, что горит. Однажды мать притащила ночью жердь, тут же распилила её и почти всю в печку сунула. Ранним утром заходят к нам завскладом тов. Сусленко и депутат сельсовета тов. Бестфатер. Подойдя к печи, Сусленко воскликнул: «Вона´!»... То есть, он свою, а может быть и колхзную пропавшую жердь узнал... Депутат тут же сел за наш сколоченный из горбылей стол и стал составлять акт... Мама заплакала. Мы, трое её детей, перепугались и тоже заревели. Сусленко посмотрел на всё это и сказал в седцах: «Та ладно. Нихай воны живуть. Пишлы». Но наш дорогой сплеменник продолжал писать... Тогда завскладом махнул рукой и вышёл. Немец видит, что Сусленко ушёл, мы всё ещё голосим, да тут ещё бабушка наша перед ним выросла. Ничего не оставалось, как ретироваться. Что он и сделал. Кстати, фамилия его в пререводе на русский означает «лучший отец»... Такое имя или там фамилию иначе, как вызовом Отцу нашему Небесному не назовёшь. Впрочем, закончилась жизнь этого человека в муках. Десять картошин... Другой нашей ежедневной проблемой было питание. Особенно трудно было зимой, когда даже мороженная в небольшом погребке во дворе картошка заканчивалась. В один из неурожауных годов, а было мне в ту пору лет шесть, мать дала мне котомку и послала собирать на колхозном поле недособранную осенью картошку. Уже снег лежал и я вынужден был его разгребать и выискивать среди мороженных комьев паханной земли картофель. Стукаясь друг о дружку картошины звенели, словно биллиардные шары. Набрав половину своего мешочка, собрался было домой. Но вдруг меня кто-то (оказалось объездчик, как бы хранитель государственной собственности) подхватывает и садит на лашадь, приговаривая: «Ах ты воришка немчуровый... Ну погоди... Я тебе устрою...». Приехали к самому председателю колхоза тов. Штурмеру. Последний приказал отпустить меня. Более того, мне вернули даже «похищенные» мною десять промёрзших картофелин... О случившемся со мной я рассказал бабушке. Она тут же помолилась, чтобы Бог дал доброе сердце нашим притеснителям. В полыни горькой... Моя мать работала на колхозной птицеферме, а там, известное дело, яйца имелись. Вот я там и отирался бОльшую часть дня. Даст мать варённое для цыплят яйцо, и в рядом растущую полынь посылает, чтобы спрятался там и ел. А шкорлупки, так сказать, вещдоки, я подбрасывал курам на съедение... Попались бы мы с яйцом в кармане – год тюрмы, так же, как и за один литр молока или керосина, за килограмм отрубей или зерна давали по году лагерей. И вот пошли мы однажды с мамой на другой край села к тёте Лизе, у которой Библия с картинками имелась. Тётя листала, а мы смотрели. И вдруг эта бабуля спрашивает у меня: «А что, мама хоть по яичку приносит домой?». Меня, конечно же, предупредили, чтобы ни-ни... Но я, видать, растерялся и говорю ей: «Нет, я его там съедаю...». «Где «там»? – продолжает она. «В полыни...». По лицу мамы я понял, что сказал что-то недопустимое... К счастью, тётя Лиза на нас не донесла. Видать, Бога побоялась. Кстати, я сегодня ещё каждый день съедаю по яйцу и вспоминаю своё такое советское детство. Необыкновенный кофе... Как-то на Рождество бабушка дала мне сидорок и отправила, как говорят в России, колядовать. «Заходи только в немецкие дома, – сказала она. – Может кто что и даст». И пошёл. Из дома в дом. Немного дали. Но вот что запомнилось: тётушка Кран, живущая неподалёку от нас, достала большую корзину с булочками, долго в ней рылась и, наконец, протянула мне подгоревшую до черноты булочку. Придя домой, бабушка высыпала мой урожай на стол и спрашивает: «А кто тебе эту булку дал?» Ответил. «Ну ничего, – сказала бабушка. – Мы из неё кофе сделаем». Затем взяла нож,обрезала подгоревшее и в чайник его сунула. Сахара не было, молока, не говоря уже о сливках, тоже не имелось, но «кофе», тем не менее, был вкусным. Так или иначе, но Бог дал нам возможность выжить. Нижайший Ему за это поклон. По уши в грязи... Мой брат был на девять лет старше меня, поэтому никуда с собой не брал. Но когда он со своими дружками собрался на неподалёку расположенное озерко, в котором было больше грязи, чем воды, я всё же уговорил их прихватить меня. Они натащили откуда-то небольших брёвен, жердей (верёвку принесли с собой из дому) и с горем пополам связали нечто наподобие плота. Мы все взобрались на него, самый крепкий из нас взял в качестве шеста тонкую жердь и мы отчалили... Плот был явно перегружен и то и дело кренился то туда, то сюда. Мне, конечно, было страшновато и потому выбрал место в середине плота. Вдруг мой брат говорит «Встань-ка сюда» и показывает на край плота. Я, скользя по брёвнам, подхожу к самому краю и он... сталкивает меня в воду! Дескать, пусть учится плавать... Плавать не пришлось, поскольку ноги мои уже в грязь опустились и вода вокруг меня стала темнеть. А сам я всё глубже погружался в эту грязь, хоть и пытался как-то на плаву остаться. Подростки поняли, что дело худо и хотели было подплыть поближе, чтобы вытащить меня, но тут, как на зло, шест застрял в грязи. Потянули его вдвоём и плот чуть не перевернулся. Я, между тем, начал глотать тёмную жижу... Самый шустрый из них быстренько высвободил одну из жердей и сунул тонкий её конец мне под нос. Я ухватился за него двумя руками и они кое-как меня вытянули из грязи и подтянули к плоту. Больше я брата не просил брать меня с собой. А после ещё нескольких подобных издевательств (у нас разные отцы были, отсюда и трения) мы с ним стали чужими друг другу. И только перед его смертью помирились. Слава Богу. Тётушка Гаммм... Своего сада у нас, увы, не было. Зато у соседки моего дружка таковой имелся. Сад у ней был большой, богатый различными ягодами и фруктами. Не пробраться туда в конце лета мы просто не могли... И вот однажды, когда мы вовсю уплетали крыжовник и красную смородину, она, тётя Гамм, словно из под земли выросла... Ваня был на пару лет старше меня и потому вовремя сориентировался. Смылся. А я застрял... Строгая соседка схватила меня за ухо и шипит «Ш-ш-ш-то ты тут делаешь?». «Кроликов наших ищю...», отвечаю. «Ты сам, как кроль тут всё обгрызаешь. Я всё родителям вашим расскажу...». И ведь донесла. Ванюшу батька так отходил, что он сидеть потом не мог. А я рад радёхонек был, что у меня нет папы... Сегодня Он у меня есть. Но не тот, который бросил мою маму и меня, ещё не родившегося, а Тот, которого я пять десятков лет искал, ждал. А нашедши никогда уже больше без Него не представляю себе жизнь. Он для меня всё во всём, как и написано в Писании.
Рекомендуйте эту страницу другу! |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Українською
